Вагин Николай Николаевич

Николай Николаевич Вагин родился в ноябре 1955 году в Сталинске (ныне – Новокузнецк) Кемеровской области третьим ребенком в семье машиниста паровоза и служащей Сталинского авиаотряда. Счастливое детство прошло в той части города, где с крыши родного дома видны были Старокузнецк, река Томь и голубятня по соседству. Рисовал, как себя помнит. Благодаря своему отцу и тете быстро понял, что такое перспектива. В 10 лет в детской ИЗО ему повезло с учительницей - Александрой Петровной Овсянкиной. Любила как родных, возила на пленэр в Саяны. После 9 класса  сбежал в Красноярск. Художественное училище; снова школа; армия; другое училище; редкой красоты, похожая на цыганку, жена Лариса; и чудная дочь Лена; встреча с замечательным педагогом Марком Теодоровичем Ривиным. Кемеровское училище, театральное отделение. Нашел себя. На 4 курсе Ривин помог с квартирой и работой художника-постановщика в Кемеровском театре кукол, стал ездить в Питер и Москву, Прибалтику и на Урал. Однажды взял отпуск на 10 дней за свой счет и улетел в Москву. Встреча с «великим и ужасным» Валерием Яковлевичем Левенталем, главным художником Большого театра, академиком, народным художником и т.д., по совместительству, ректором ВУЗа при МХАТЕ решила судьбу Николая Вагина. В конце июня 1984 года он попал в лучший тогда в Европе экспериментальный проект гения сценографии.

В 1990 году окончил Школу-студию (ВУЗ) при МХАТ СССР. Художник-постановщик театра. Член Союза художников России с 1995 года. Председатель Томской организации с 2010 года. Доцент кафедры художественного образования Томского государственного педагогического университета. Участник областных, региональных, всероссийских, всесоюзных, международных, зарубежных художественных выставок. Лауреат премии Кемеровского ОБКОМа КПСС за лучшую сценографию года (1981 г.). Лауреат премии губернатора Томской области за лучшую сценографию года (1995, 1997 гг.). Лауреат премии "Единство сценографии и режиссуры" международного фестиваля "Театр без границ" (2001 г.). Лауреат премии губернатора Кемеровской области за сценографию к спектаклю "Мёртвые души" (2001 г.). Серебряная медаль администрации Кемеровской области "За веру и добро" (2006 г.). 
Работы находятся в собраниях: Томский областной художественный музей; Музей Томского областного театра драмы; галерея "Элекард П" (г. Томск); "Артгалерея" (г. Томск); выставочный зал "Томская гостиная"; коллекция А. Сейнсбери (г. Лондон); частные коллекции России, США, Франции, Германии, Италии. 

Николай Вагин : «Я родился художником»

Томск стал для меня тем городом, где я захотел жить, и живу в нём по сей день

Автор: Ирина Лугачёва

Для справки:
Вагин Николай Николаевич . Театральный художник.

Учился в Красноярском художественном училище (1972) им. В.И. Сурикова у Н.И. Рыбакова , Кемеровском художественном училище (1974-1980) у М.Т. Ривина, школе-студии им. В.И. Немировича-Данченко при МХАТе СССР им А.П. Чехова (1984-1990) у В.Я. Левенталя. Участник выставок с 1980 (Кемерово), в том числе всесоюзных, республиканских, зональных, областных. Член Союза художников России с 1994. Работал в Кемеровском театре кукол (1979-1984, 1990-1991). Главный художник Томского театра драмы с 1992.

Член Союза художников России с 1995 года. Председатель Томской организации с 2010 г. Доцент кафедры художественного образования Томского государственного педагогического университета. Лауреат премии Кемеровского ОБКОМа КПСС за лучшую сценографию года (1981). Лауреат премии губернатора Томской обл. за лучшую сценографию года (1995, 1997). Лауреат премии "Единство сценографии и режиссуры" международного фестиваля "Театр без границ" (2001). Лауреат премии губернатора Кемеровской обл. за сценографию к спектаклю "Мёртвые души" (2001). Серебряная медаль администрации Кемеровской обл. "За веру и добро" (2006).

Работы Н.Н. Вагина находятся в собраниях: Томский областной художественный музей; Музей Томского областного театра драмы; галерея "Элекард П" (Томск); "Артгалерея" (Томск); "Томская гостиная"; коллекция А.Сейнсбери (Лондон); частные коллекции России, США, Франции, Германии, Италии.

Родной город

Родился я в городе Новокузнецке. Был третьим ребёнком в семье. Наша семья жила на самой дальней улице, можно сказать, на окраине города, в районе «малоэтажка», в округе жило множество мангалов, они работали на алюминиевом заводе, штамповали там ложки из алюминия. В нашем районе было пять больших заводов, для сравнения, в Томске есть шпалопропиточный завод, его площадь составляет триста метров на сто, КМК в Новокузнецке семь километров на три с половиной, а ЗАПсиб пятнадцать на семь километров – это по площади половина Томска. Вот в таком промышленном районе на улице Крепостной, 5, мы жили. Мы – дети, часто находили старинные монеты, например, алтынные, даже серебряные находили.

Отец

Мой отец был на фронте в составе 13 гвардейской стрелковой дивизии, позднее в Сталингаде она была названа Сибирской , а всё по причине того, что в ней было очень много сибиряков. Если почитать Виктора Некрасова «В окопах Сталинграда» , там есть описание того войны с бытовой точки зрения. И я помню, что в детстве, когда мне ставили горчичники, отец рассказывал мне очень много эпизодов , которые происходили с ним на войне, эти истории меня отвлекали и я не орал. Отец воевал в Сталинграде, потом в Севастополе, освобождал Одессу, Болгарию, Румынию, Чехословакию. Отец рассказывал реальные истории из военной жизни, никакому Голливуду и не снилось, что в реальной жизни происходило на войне.

Отец ушёл на фронт в возрасте девятнадцати лет. Сначала был снайпером, потом служил в разведке. Наши войска не были защищены, говоря прямо, они всё время шли на смерть и то что рассказывал отец, было пугающе откровенно.

Эпизод…

Относительно недавно, до войны на Украине, я с супругой Ларисой, ездил отдыхать. Мы были на Украине, под Одессой я всё искал село Зелёный гай, отец рассказывал, что они проходили это село. Есть оно в Донецкой области, и есть одноимённое село под Одессой. Вероятно, и отец был именно в том же районе, потому что они освобождали Одессу. И вот отец рассказывал, что на окраине села они нашли колодец полный младенцев-утопленников. Детей этого села утопили отступающие, а кто были эти отступающие – фашисты или бандеровцы, они не знали. И это только эпизод…

Чувство Родины

Мы с братом играли в войну настоящим оружием : я стрелял из ППШ, а у брата был пулемёт Дегтярёв. Естественно, патронов никаких в них не было. Это были шестидесятые годы, но оружие всё ещё продолжали везти на переплавку в Новокузнецк. У соседских мальчишек были выточенные деревянные автоматы, а у нас настоящие. Нам завидовали.

Мой старший брат выучился в мединституте на санитарно-гигиеническом факультете . Сейчас он живёт в Америке, на данный момент на пенсии, так сказать, обычный американский пенсионер, когда-то работал главным врачом санэпидстанции.

Наверное, именно с тех самых пор, когда мы мальчишками играли в войну, держали в руках настоящее оружие, с которым когда-то наши солдаты воевали и защищали нашу Родину у меня появилось чувство, что родную землю надо защищать. Я дружу с разными людьми, из разных стран, в том числе и с американцами, и что я хочу сказать, обычные рядовые люди нормально к нам относятся, во всяком случае, я не чувствую вражды к нам, к русским.

Отчий дом

Как я уже говорил, отец ушёл на фронт в 19 лет, а вернулся в возрасте 22 лет. Как в жизни любого человека мама и папа для меня являлись неповторимыми людьми. Они очень много времени нам уделяли, но мама , конечно больше, хотя бы в силу того, что она мать, женщина. Стирали тогда вручную, воду носили из колодца.

Как я теперь понимаю, художник во мне зародился именно тогда. От рождения Господь даёт всем какой-либо талант и мы можем им воспользоваться или нет.

Я вырос на окраине города, в частном деревянном доме, наш дом стоял на самой высокой точке на нашей улице. У нас был большой мощёный двор, большой огород с теплицами. Была у нас так же баня, которую папа сам выстроил. Наличники на окна в доме, мебель – всё это точно так же папа сделал своими руками. Надо сказать, что папа не был профессиональным столяром, но до войны посещал столярную мастерскую, помогал столяру. И вот как пригодилось, всю обстановку в наш дом папа сделал сам – шифоньер, буфет, кровать, стол. И вся эта мебель была декорирована точёными элементами. Он сам всё вытачивал, морил, красил, лакировал.

По площади наш дом был приблизительно десять на восемь метров. Нам дом был самым красивым в округе. Жили мы на втором этаже, а на первом у нас была печка и теннисный стол. Вся улица ходила к нам играть в теннис. На втором этаже располагались наши комнаты и зала с мебелью, которую папа сделал сам. Первый этаж нашего дама был низкий, а второй высокий. На первом этаже были балки , но это были не привычные деревянные балки, а рельсы – первая отливка КМК , и на них было отлито: « Надя 1934 год». Очень символично, мою родную сестру зовут Надежда. Сейчас моя сестра живёт в городе Юрге, замужем за офицером –замполитом.

Был случай в моей жизни, это приблизительно 1967 год, я залез на дерево, упал и отбил себе лёгкое. На тот момент Новокузнецк был очень загазованным городом, всё это сильно влияло на моё тогдашнее самочувствие, и наша семья по этой причине была вынуждена уехать жить из Новокузнецка в Юргу. На тот момент в Юрге был военный завод. Мы продали дом, оставили в нём всю нашу мебель, так вот, папа на новом месте, в новом доме точно так же сделала новую мебель. Помню, что папа первое, что построил в новом доме были ворота, калитку, весь забор – фронтальную его часть. Сибирские ворота – это ворота с двойными столбами, с набалдашниками, перекладинами, он строил так, как было построено когда-то в его родительском доме в тайге, в деревне Лаского Дом в который мы переехали, построил мужчина по фамилии Кваченкин. Мы жили на втором этаже этого дома, а его семья на первом.

Помню у нас был проигрыватель в пластмассовом корпусе, назывался он, по-моему, Рига 5, такого проигрывателя ни у кого в нашей округе не было и мы считались круто продвинутыми.

Я только потом начал понимать, что из всей нашей улице мой отец и ещё один человек по кличке «американец» были фронтовиками. «Американец» был в плену, его освободили американские военные, вот по этой причине его так и прозвали. Он был в Америке и Канаде, привёз целый вагон добра на родину, конечно, всё это конфисковали, оставили ему только аккордеон. Шикарный был инструмент. Мой отец просто мечтал научиться на нём играть. Бывало, что отец с «американцем» собирались и чего-то там разучивали, пытались играть. Все остальные на нашей улице были так сказать, «58 статья» - государственные преступники, тихие, покойные люди, довольно забитые. Когда-то они все отсидели и государство закрыло им рот навсегда. На их фоне мой отец был достаточно бойким. Хотя, не было у нас никакой антисоветчины, люди просто жили, занимались своими огородами, выращивали помидоры, яблони, груши.

В плане устройства нашего дома и быта всё было очень хорошо. Папа работал машинистом на железной дороге. Но не надо забывать, что мы жили в рабочем квартале. В те дни, когда он шёл с работы с зарплатой, мы с братом ходили встречать его с ружьём.

Когда мы переехали в Юргу, папа так же работал на железной дороге, на вывозе продукции военного завода.

Надо сказать, что отец происходил из семьи староверов. Фамилия Вагины происходит от названия притока Северной Двины – реки Вага. Если ехать по железной дороге в сторону Кемерово, самая последняя станция Красноярского края называется Вагино. Когда-то очень давно предки отца переселились в эти края и их фамилия получила там довольно широкое распространение, есть так же веточка нашего рода на Алтае. Но надо сказать, мой отец старовером не являлся.

Студия изобразительных искусств

Моя мама была простым синоптиком на аэродроме, но почему-то она очень хотела, чтобы я был скрипачом, откуда появилось у неё такое желание, сказать сложно. Она купила мне чёрную папку для нот с изображением лиры. Но на тот момент я был ещё совсем маленьким ребёнком, и как раз в силу того, что я был мал, не смог сдать простой экзамен, таким образом, со скрипкой было покончено раз и навсегда.

Затем мама записала меня в детскую студию изобразительных искусств Новокузнецка, художественных школ тогда еще не было. Студия располагалась в здании Дворца алюминщиков – это совершенно шикарное здание с множеством декоративных элементов на фасада, огромными залами. Именно там я впервые увидел М. Магамаева и И. Кабзона. Это был, наверное, 1963 год, тогда они были битломанами. Конечно, мы тогда все равнялись на «Битлз», хотелось им подражать даже в мелочах. Помню, у нас был прибалтийский магнитофон «Айдос».

Возвращаясь к учёбе в изостудии добавлю, что мой папа очень хорошо рисовал и, не исключаю, что именно по этой причине этот талант во мне развился. Не было никакого детского периода рисования, сколько себя помню, я всегда хорошо рисовал и мне всегда нравилось рисовать.

Случилось так, что по каким-то причинам в изостудию Дворца алиминщиков я ходить перестал, наверное, по причине удалённости от нашего дома. Мама перевела меня в изостудию поближе, и я уже мог сам в неё ходить. Помню, что очень стеснялся своей папки для бумаг, мальчишки, естественно меня дразнили, и я очень бойко и даже ожесточённо дрался, защищая свою честь и достоинство. Остался даже небольшой шрам на лице.

Когда нам объясняли воздушную перспективу в Новокузнецке, говорили: « Видите, дальний дом совсем синий, а тот, что ближе, виден более прозрачно». И оно действительно было так, настолько был загазованное воздух Новокузнецка. В Юрге всё сильно в этом плане отличалось, поначалу я даже ничего не мог понять, так что учиться писать акварелью мне было проще в Новокузнецке.

Побег во имя искусства

Общеобразовательную школу я бросил в девятом классе. В Красноярское художественное училище принимали уже после восьмого класса, я всё ждал, когда родители меня опустят, но как я понял, делать они этого не хотели и находили разные предлоги для отказа. На самом деле они хотели, чтобы я стал «нормальным» человеком, а потом уже , получив профессию, как все «нормальные» люди, мог бы заниматься чем угодно. Брат и сестра учились , приобретали профессии, которые смогут их прокормить. В конце концов, я понял, что меня просто обманывают, и поступил кардинально: бросил школу и тайно уехал из дома, сообщив родителям телеграммой куда я исчез и по каким причинам.

Годы учёбы

У меня никогда не было чувства или сомнений, что я не поступлю. Учиться поехал в Красноярск, поступил в художественное училище, и обнаружил – преподают там слабее, чем нам в Новокузнецке. Один товарищ старшекурсник, с которым мы вместе учились в студии, посоветовал: «Бросай свой факультет, там тебя только краски месить обучат, что ты и так умеешь. Поступай на театральное отделение, и тебя как минимум научат читать пьесы, думать, как решить сценическое пространство, ты будешь образованным человеком...». И я отчислился из Красноярска, а затем поступил в Кемерово на театральное. Мне повезло, я попал на курс к Марку Теодоровичу Ривину. Этот художник - легендарная фигура для советского театра.

Я стал театральным художником, первые пять лет после учёбы отработал в Кемеровском театре кукол. Театр кукол в те годы власти контролировали не так жестко, как драматический, там было ощущение свободы.

А вскоре в кемеровскую драму приехала молодая питерская команда. Марк Теодорович общался со всеми интересными людьми, кто появлялся в городе, и на сей раз отправился вместе с нами, студентами, в Драму. Мы сразу нашли с режиссерами из Петербурга общий язык. Я в то время уже стал главным художником в театре кукол, но согласился перейти в драматический «с понижением» - художником-исполнителем, декоратором. Но проработали вместе мы недолго - в конце сезона обком партии решил уволить всю нашу команду из театра, видимо, спектакли показались им слишком смелыми. Тогда я отправился в Москву, продолжать учебу.

Возможности в Москве, конечно, были совсем другие. Тогда началась перестройка, и студентов отправляли в Европу и Америку. У нас преподавали лучшие художники поколения 1920-30-х годов.

В Москве надо постоянно пробиваться и пробиваться. Олег Шейнцис, главный художник Ленкома, звал меня в их театр вторым художником, но Марк Захаров был против – он хотел, чтобы работал один Олег. Левенталь приглашал меня к себе в Большой театр ассистентом, делать макеты спектаклей, но я сказал, что пойду только автором. Я уже тогда достаточно поработал. В те годы была замечательная возможность для студентов - за деньги государства на свои курсовые постановки приглашать с собой ассистентом своего преподавателя. Так я на третьем курсе стал художником «Евгения Онегина» в Саратове, привез с собою Ефима Удлера, великолепного художника по свету. Такая получалась практическая учеба. Левенталь все четко продумал: если бы студента изолировать от жизни, то из вуза он выходил бы, как овощ из теплицы, неподготовленный к реальности. А когда студент со второго курса работает, то узнает всю «кухню» театра – что там много врут, воруют, пьют и ведут себя необязательно. Для работы с такими веселыми ребятами должно быть чувство юмора или железная воля.

Судьба

Кая я уже говорил, родился я в Новокузнецке на улице Обновского, прямо там же находилась заводская станция, а вырос на улице Крепостной. Моя будущая супруга Лариса была дочерью секретаря горкома партии ,и их семья жила метров на двести или триста ниже нас на той же улице. И так же их семья в своё время переехала из Новокузнецка в Юргу, её отца перевели на повышение по службе.

Так что, когда начинаешь вычислять уже пройдённые пути, понимаешь, что в жизни нет ничего случайного.

Видимо так же неслучайно я попал в Томск и этот город довольно скоро мне понравился. Я перевёз сюда свою семью.

Томск – это один из замечательнейших городов Сибири, и вообще, России. И люди здесь проживают удивительные, образованнейшие. Здесь почти каждый кондуктор в общественном транспорте имеет высшее образование, в этом смысле, ценность высшего образования теряется. С одной стороны профессионалам в Томске труднее, а с ругой стороны проще: в первом случае, судят строже, а во-втором, есть все шансы быть понятым.

Помню, меня поразило, что когда я приехал на монтировочную репетицию, мой макет уже был воплощен в жизнь. Я только в Большом театре и в Свердловской опере в СССР видел, чтобы декорации были готовы в срок. Даже на Таганке иногда не успевали.

Мои знакомые, которые работают в столярных мастерских, я сейчас не о хозяевах говорю, а о простых столярах, и они ходят с жёнами на премьеры в театры, это просто немыслимо, такого нет ни в Кемерово, ни в Новокузнецке, ни в Красноярске, я просто изумляюсь. Бывает, они меня спрашивают: «А Вы вот это видели?» А я, например, не видел. И тогда они удивляются: «Как же так, Вы же театральный художник». И это очень ценно, что такие люди в Томске живут и так должно быть и я рад тому обстоятельству, что однажды посетил этот город, и он стал мне родным.